Я/МЫ ЧАЙКА!

Ничто не вечно под луной… Завершилось обучение очередной группы переподготовки по программе «Театральная режиссура» в мастерской Константина Владимирович Мишина, четырнадцати режиссеров из Москвы, Санкт-Петербурга, Рязани, Саратова, Уфы, Волжска Волгоградской области, Березников Пермского края, Канска Красноярского края, Республики Казахстан и Республики Беларусь.

После защиты теоретической части дипломных работ слушатели должны были продемонстрировать практическое воплощение своих режиссерских идей на итоговом показе отрывков.

Для работы на второй сессии мастером курса была выбрана пьеса А.П. Чехова «Чайка». Все члены комиссии отметили яркие детали этого показа, но, вместе с тем, ряд недочетов – анализ был строгим и беспристрастным. «Это очень трудная пьеса, Чехов – очень трудный автор, и Чайка – вообще особый случай, может быть, самая коварная пьеса, потому что в ней много символов, ребусов и подводных камней, и в то же время она очень органична, поскольку там есть очень реалистичная, живая и интересная история. А самое концептуальное в ней – пьеса Треплева внутри действия. И мало того, что она вся про любовь (или нелюбовь), но она вся про театр, и все герои в ней – тоже про театр! И очень важно в интерпретации драматургического текста эту органику сохранять», - сказал К.А. Райкин.

Приводим рецензию присутствовавшей на показе театроведа Анастасии Павловны Ивановой: «Когда делаешь учебные режиссерские отрывки по давно известной пьесе, невольно оказываешься втянутым в довольно бессмысленное соревнование под девизом "сделай так, как (кажется) никто". Желание быстро и наглядно продемонстрировать режиссерский взгляд не позволяет глубоко концентрироваться на разборе характеров и взаимоотношений. Тем более, что актеры - это твои же коллеги-режиссеры. Отсюда нарочитость, а порой и грубая нарочитость решений. Вот нудящий свой монолог о деньгах Медведенко дробит по слогам слово "рубля", чтобы в паузе оценить оставшуюся без парика Машу. Вот прикрывающий свою голову шапочкой из фольги Дорн дефибрилляторами пытается привести в чувство истерика Треплева. Вот на словах "надо сломать театр" разрывается фольговая ширма. Все это мгновенные эффектные приемы – сиюминутные в своей эффектности, не оставляющие следа.

Для меня в подобных отрывках вот что обычно ценно: возможность развития заявленной режиссерской идеи. Потенциальная способность этой идеи распространиться не только на выбранную режиссером сцену, но и на весь спектакль. Вот таких отрывков на последнем показе практически не было. Практически. Но мне было бы интересно понаблюдать на протяжении всей "Чайки" за Машей из первого отрывка. Машей, записывающей голос любимого на диктофон и переслушивающей, переслушивающей голос любимого. И радующейся общей рассылке с его номера о том, что "сейчас начнется спектакль". Мне было бы интересно узнать предысторию Нины и Маши из предфинального отрывка. Узнать, какими путями одна пришла к террористическому анархизму, а вторая – к состоянию гламурной разломанной куклы. Щемяще нежной в своей гламурной разломанности. Мне было бы интересно более внятно услышать и увидеть, что позволяет уподобить Треплева борцам с режимом. Мне было бы интересно увидеть "Чайку" полностью оформленной в звуковом отношении рукотворно. Как одна из последних сцен. И распробовать диалог в темноте, когда лишь собеседник способен осветить твое лицо, руку или уходящую спину. И, пожалуй, мне было бы интересно от начала и до конца стать свидетелем ток-шоу, расследующего причины самоубийства Треплева. Даже в коротком отрывке режиссеру удалось довольно ловко перемонтировать куски разных сцен, чтобы получилось узнаваемое телезрелище. К слову, лучшие моменты этого куска – это именно неожиданно «перемонтированный» Чехов, а не дописанные реплики. А главное, отсутствующий Треплев (как незримо присутствующий в одном из отрывков Тригорин), пожалуй, был бы здесь уместнее».

Показ вызвал глубокий разговор о современных театральных формах, о «вечности» и ее ценностях, о мастерстве режиссера и трудностях его работы, в который были вовлечены участники и зрители показа.